Богиня

[hellislivingwithoutyou]

Внезапно, у меня сложилось очень и очень многое. Взаимоотношения Дена и Касуми начались не вчера и не сегодня. Отрывки с ними были написаны в разные годы и не были даже взаимосвязаны. Я забыла о них, я забила на них, а тут все сложилось в одну картинку. Когда я их писала, еще ничего не было понятно, Рун еще была жива и факт с сошедшейся внезапно идеей и хронологией настораживает. Еще немного и я начну искать в своей писанине глубокий спиритический смысл

Ден вроде как примерный семьянин, жизни не представляет без жены и сына, но в любом шкафу есть скелеты. У каждого свои слабости и страшные тайны, а у него болезненная одержимость.

Это их прошлое, несколько видоизмененное.

Ден пришел в ее квартирку поздним вечером, принеся на своей куртке запах свежести после дождя. Он постучал костяшками пальцев по косяку, желая привлечь ее внимание, и Касуми обернулась. Парень помнил ее как милую девушку-японку из аэропорта. Всего год назад, канун Рождества, толпы людей, бодрящий аромат кофе. Неожиданное столкновение, пятно на чужом свитере, тонкий вскрик и испуг в серых глазах. Он извинился перед попутчицей, тем самым завязав разговор. Они говорили всю дорогу до Лондона, а выйдя из здания аэропорта уже в другой стране, решили подолжить общение хотя бы на один вечер. Не сказав никому, свалив опоздание на задержку самолета.

Вдвоем они гуляли по загадочному, поблескивающему далекими огнями городу, говорили о разном и обменялись номерами. Стыдно признаться, но в ту памятную ночь Ден хотел покончить с собой. Касуми спасла его своей тихой речью и забавным выговором английских слов. Она выслушала его, помогла, стала тем самым главным человеком, пусть и на одну ночью. Потом они расстались, но сейчас парень нашел ее вновь, чтобы отблагодарить.

И вместо ему знакомой жизнерадостной девушки на него смотрела тень прежней Касуми.

Я сижу тут целыми днями. Дни превращаются в недели, недели в месяца, но я не замечаю этого - я жду ее. Однажды утром Рунгерд ушла. Кажется, в магазин по соседству. Рунгерд ушла миллиарды секунд назад, а все вокруг дышит ею. Ее вещи - стопки бумаг, тетрадей, блокнотов, это ее кошмар и ее невинное хобби. Ее глиняный кувшин, привезенной из далеких поездок. Ее книги, зачитанные до дыр, цитатами из которых она говорит. Даже печатная машинка, мой подарок, стояла на прежнем месте, ожидая хозяйку. Время идет, а Рунгерд не возвращается, не касается белых клавиш, не собирает в стопку листы. Но я верю в то, что скоро она вернется и я обязательно испеку ее любимый яблочный пирог. Не беспокойся, подруга, я буду ждать сколько потребуется.

- Эй, ты как? - Ден проводит ладонью перед лицом знакомой, и тут же отдергивает руку - в нее вцепилась Секхет. Зашипев и выгибая спину, кошка смотрит на гостя злыми глазами. Парень не обращает на нее внимания, усаживаясь рядом со знакомой.

- Ты чего тут сидишь? Мне сказали, давно уже... Ее ждешь?

Сердце кольнуло ревностью - он не был самым дорогим человеком для Касуми, пусть для Дена она и оставалась очень близкой. Но здесь все, абсолютно все указывало на ту девушку, которая сейчас завладела мыслями японки. Голубые глаза быстро подмечали детали: ярко-зеленый, раздражающий цвет стен, вещи, Касу неподходящие, несколько браслетов на тонких запястьях - явно не ее, и в довершение всего ключ. Изящный ключ на грубом шнуре.

Касуми, хрупкой девушки, в чьем имени звенел хрусталь, это было не к лицу. Ден представить себе не мог ее такой: растрепанной, в большеватом свитере, с этим некрасивым шнурком на тонкой шее. Он видел в ней гейшу в дорогом шелковом кимоно, с рисовой пудрой на лице и ярко-красными губами. Парень любил в Касуми ее неповторимое изящество, ее скромную, скрытую красоту. Ему нравился тихий голос знакомой, когда она напевала старые песни, он знал, что она умеет танцевать с веерами и скучает по Японии. Ден любил в ней ту, японскую, энергичную, жизнерадостную Касу, и пытался добиться того же от этой девушки. Чужой и по-лондонски меланхоличной.

Он говорит со мной, но я его не слышу. Он не первый, кто приходил сюда.Он не первый, кто говорит, что я поступаю глупо. Между нами стена из непонимания - никто не ждет так, как я. Не понимает, как можно быть настолько верным и преданным дорогому человеку. Даже если Рун исчезла - на год, на два, на всю жизнь, я буду ждать ее. Я ежедневно убираю в ее комнате, складываю ее свитера, храню ее дорогие серьги. Она расстроится, если потеряет их. Я жду ее. Я не переставляю какие-либо предметы в ее комнате. Я покупаю ее любимый сорт кофе, и заваривю себе чашку, пью, и мой кофе совсем не бодрящий. Он солон от слез. Рунгерд, я жду тебя.

- Эй, ну чего ты, чего? - Ден прижимает к себе подрагивающее от рыданий тело, чувствуя, как на рубашке расползается влажое пятно.


Я вышел из вагона на пустой и печальный перрон. Поезд уехал, деловито выстукивая по шпалам привычный ритм. Чемодан оттягивал руки, свежий ветер забирался под полы легкой рубашки. И все же я был рад вновь чувствовать позабытый холод и различать сотни оттенков серого в окружающем пейзаже. В этом большом бездушном городе я и встретил ее, своего ангела, свой детский сон, свой запах земляники. Пошел дождь, зашумел, загрохотал, набирая силу, пригибая к земле пожухлую траву. Перрон был по-прежнему пуст, когда я, стряхнув капли с лица, отправился в путь по знакомым улицам. Мне захотелось курить - да простит меня сестра, - зажигалка вспыхнула рыжей искрой, возвращая меня в воспоминания.

Мы познакомились на пороге черного хода какого-то клуба. Три часа ночи, лежащие под столами, танцующие, пьющие, принимающие наркотики, целующиеся люди. Все до одного одинаковые и отвратительные. Все до одного. Я не мог и дальше сидеть за барной стойкой, опрокидывая рюмку за рюмкой - меня воротило от этой бездумной, потерявшей над собой контроль толпы. По пути к черному ходу мне попалась влюбленная парочка, и они были омерзительны. Я прошел мимо них, задев брошенную сумочку девушки, наступив на руку незнакомому парню. Я не слышал возмущенных криков и презрительного смеха. Я пробирался вперед. Я жаждал свежего воздуха.


Она стояла, прислонившись спиной к стене, собирая на платье хлопья облупившейся краски. Я видел ее лицо, вырезанное из лунного диска, словно мерцающее в темноте. Я видел ее глаза - темно-серые, они сияли блеском драгоценных камней, но, казалось, отвернись я, они станут белесым пеплом. С самого первого, случайно брошенного на эту девушку взгляда я признал ее своим совершенством, прочувствовав это дрожью во всем теле.

- Прикурить есть? - спросил я хрипло, хотя и знал, что в кармане лежит полупустая пачка сигарет.

- Нет, - покачала головой она, и я замолчал.

Мне хотелось спросить: "Что ты здесь делаешь?", или "Почему ты стоишь на грязном пороге весьма сомнительного заведения?", или "Кто затушил об твои глаза окурок?", или истерически крикнуть "Немедленно уходи отсюда!". Но я молчал. Я смотрел на ее лицо, и мне чудился на нем легкий слой рисовой пудры, и проступающий ярко-красный мазок накрашенных губ. Я глядел на худенькую японку в цветастом платьице и видел в ней какую-нибудь Саюри, дитя окейи, нежащееся в шелке кимоно. Она казалась мне гейшей, сошедшей с древнего свитка. Она - незнакомка в полутьме душного клуба. Она - совершенство.

- Как тебя зовут? - спросил я, делая очередную затяжку и выдыхая дым во влажную ночь. Кажется, утром пойдет дождь. Здесь, в большом городе, ливни не были редкостью.

Девушка назвала свое имя, и в этом сочетании звуков мне почудился перезвон хрустальных подвесок. Больше я о ней, по сути, так ничего и не узнал. В тот миг я потянулся к ее губам своими, горькими от сигаретного дыма, и целовал ее так, словно видел в последний раз. В принципе, так оно и было - мы же незнакомцы, две тени, два кленовых листка, сегодня случайно оказавшихся рядом. Я не знал, встречу ли загадочную японку завтра, в понедельник, месяц спустя, я не думал ни о чем, мои мысли были слишком далеко, и я спросил:

- Не хочешь уехать отсюда?

И знаете что? Она согласилась. До сих пор не знаю, почему и зачем. В ту ночь мы ехали на моей машине вперед и вперед по ночному городу, вглядываясь в опустевшие улицы и счастливые лица моделей на билбордах, мы смотрели на замершие в витринах манекены, на ком из смятой утренней газеты, на светящиеся вывески, мы искали во всем этом смысл. Она была замечательной попутчицей. У нас у обоих было смутное, недоброе прошлое и темы, о которых лучше не говорить, но она не задавала лишних вопросов. Мы поехали на городской пляж, к морю дошли пешком, и долго смотрели на беснующиеся пенистые волны. Соленые брызги ложились на наши лица и я держал ее за руку. А когда вдали неясно забрезжил рассвет и начало светлеть, я заплакал.

Сегодня ночью я планировал напиться, вернуться домой как можно позднее, включить музыку погромче и перерезать себе вены кухонным ножом. Я планировал умереть так же, как кто-то продумывает поездку в другую страну: обстоятельно, не торопясь, и просчитывая все до последнего шага. Я написал предсметную записку, завещание и письмо сестре. Удалил переписки в социальных сетях, стер все сообщения в мобильном телефоне и наточил нож. Но в мои планы, выстроенные ровной чередой, вмешалась черноволосая девушка. И я плакал, и плакал, не стесняясь ее. Она заставила меня забыть о самоубийстве. Она была божеством.

Этим утром я уехал из серого города дождей. Почему-то я знаю, что в ту ночь она встретилась мне не случайно. Почувствовала каким-то особенным чутьем, как мне плохо, прочитала нведомым образом мои мрачные мысли, и побежала к затхлому ночному клубу на соседней улице. Она исцелила меня, выслушав, позволив делать, что захочу, наслаждаться ее улыбкой. Она - мой ангел, мое совершенство, моя богиня. Я вернулся год спустя затем, чтобы поблагодарить ее.

Разыскал в справочнике имя девушки, выписал адрес, и приехал сигналить под окнами. Она выбежала, радостная, растрепанная, в великоватой майке, джинсовой юбке и кроссовках. Все смеялась и отпускала веселые шуточки в мой адрес. Позже мы сидели в темном зале кинотеатра, почти не следя за быстро меняющимися картинками, шепотом что-то обсуждая. Потом ели пиццу, запивая ее апельсиновым соком в маленьком, вросшем в асфальт кафе. Японка улыбалась моим рассказам, терпеливо слушала про мою новую работу, новых друзей и милую девушку из дома напротив. Она была рада за меня, а я знал, что все это только благодаря ей.

По дороге домой мы танцевали под дождем, а потом я нес богиню на руках, не желая чтобы она промочила ноги и заболела. Девушка напевала какую-то веселую песенку, а я все не мог отвести взгляд от ее маленьких ступней. Мы остановились у ее подъезда, она поглядывала на окна, явно желая, чтобы этот вечер скорее кончился. А я вновь украл ее поцелуй, за что корю себя до сих пор. Целый вечер она улыбалась, терпя мои слишком вольные выходки, и я так и не понял, что у нее на душе. Она нуждалась во мне, в теплом слове, в спасении. Она хотела, чтобы я помог ей так же, как она мне. Я обнял богиню на прощание и ушел, мечтая о том, как завтра снова увижу ее.

А утром я узнал, что она повесилась.